Все руководство нашей эскадры, включая меня, тихо нервничает: нехватка пресной воды, скученность людей и теснота, недостаток продовольствия и недисциплинированность подростков, которые постоянно лезли туда, куда бы им лезть не следовало. С каждым днем проблем становилось все больше, а решить их можно было только тогда, когда у нас появится постоянная база.
Сегодняшний день, начался как обычно, то есть с происшествий. С самого утра все как-то не заладилось, и пошло кувырком. Сначала, я узнал, что на БДК окончательно сломался опреснитель, а воды в питьевых цистернах всего на сутки. После этого пришел доклад от Серго, который был временным командиром на нашем трофейном танкере. В ночь, из-за пустякового спора, на «Звезде Вифлеема» подрались два бойца из абордажной команды, да так крепко сцепились, что у одного два ребра сломано, а у другого сильная черепно-мозговая травма. Требовалось что-то решить относительно этого инцидента, и вариантов было немного. Самый мягкий, раскидать бойцов по разным экипажам, а самый жесткий и показательный, расстрелять их такой-то матери за нарушение дисциплины. Ради этого даже хотел собрать командиров подразделений, но произошло еще одно неприятное событие, которое отвлекло меня от драки между двумя наемниками.
— Мечник, — от Кума, который сегодня был дежурным по кораблю, то есть, следил за порядком, по рации пришел вызов, — спустись на вертолетную площадку, здесь ЧП.
— Что-то серьезное? — чертыхнувшись, спросил я у него.
— Да. У наших пассажиров очередные внутренние разборки, да такие, что до смерти дошло. Долго объяснять, спустись сам, а на месте и решишь, насколько здесь все серьезно.
— Иду, — накинув на плечи светло-синий офицерский мундир без знаков различия, самый простенький, какой имелся в гардеробе адмирала Папастратоса, я вооружился пистолетом, подозвал Лихого, мирно почивавшего на ковре в углу, и направился на вертолетную площадку.
Пока шел по коридорам, думал о том, что же могли натворить одесские подростки, волей случая оказавшиеся на нашем фрегате. Гадал, и ответа не находил, поскольку такой контингент мог сотворить все что угодно, и дело здесь не только в том, что им мало лет и у них много энергии. Так сложилось, что в большинстве своем, они все были из одних мест, то есть из пригородов Одессы, Скадовска и Ильичевска, и почти все были знакомы друг с другом еще по мирной жизни. Знал бы об этом раньше, десять раз подумал о том, тянуть их за собой или нет.
Месяц назад Альянс помимо Конфедерации атаковал еще и поселения на берегах некогда незалежной Украины, видимо, на всякий случай, дабы попугать пиратские анклавы и вольные республики. Не знаю, получилось у них это или нет, слишком мало информации на этот счет и я не в курсе того, что там происходит сейчас. Однако то, что морские пехотинцы средиземноморцев полностью контролируют побережье, некогда принадлежавшее украинским вольным отрядам, это точно.
В результате ожесточенных боев, пираты покинули свои лагеря и отступили вглубь материка, а их имущество и семьи достались захватчикам. Про пиратские богатства умолчим, понятно, что они достались адмиралам и генералам. Участь женщин, особенно молодых и красивых, тоже ясна, поскольку право победителя никто не отменял, а вот мальчишек и девчонок в возрасте от десяти до четырнадцати лет, погрузили на «Калькутту» и отправили в Хайфу.
Мой отряд этих пленников освободил, но о том, что девяносто процентов из них это дети пиратов, мы, привыкшие жить в крепком государстве, которое имеет твердые законы и крепкую власть, как-то сразу не подумали. В общем, особо не разобравшись, кто есть кто, мы взяли на себя ответственность за семь сотен молодых волчат, которые представляли из себя около двадцати разных по численности и составу групп, по факту, молодежных банд, которые постоянно грызлись между собой и жили по воровским и пиратским законам. Как следствие, постоянные конфликты, драки, суета и пара случаев поножовщины. Для вольной молодежи обычное времяпрепровождение, а для нас постоянная головная боль. Приходилось применять репрессии, наказывать провинившихся, пороть особо борзых, а некоторых даже изолировать в карцере. Наша жесткая политика в отношении бывших пленников дала свои результаты и пару крайних дней молодежь нас не беспокоила, а тут, нате вам, что-то настолько серьезное, что Кум не может самостоятельно разрешить ситуацию, да еще и про чью-то смерть говорил. Посмотрим.
Так, размышляя о наших взаимоотношениях с пиратским молодняком, я вышел на забитую стоящими бойцами моего отряда, вертолетную площадку. Меня заметили, расступились, и я оказался в центре живого круга. Вокруг воины, а в середине Кум с двумя вооруженными десантниками и полтора десятка подростков, которые держатся кучкой и опасливо посматривают вокруг.
— В чем проблема? — обратился я к командиру БЧ-4.
— Да, вот, — он кивнул на мальчишек, — самосуд по своим законам устроили. Осудили одного из своих товарищей, приговорили его к смерти и привели приговор в исполнение.
— И где труп?
— Милях в пяти за кормой. Эти зверьки его под винты бросили, так что шансов выжить у него не было никаких. Они все грамотно сделали, и время подгадали так, что на корме никого не было, и если бы не впередсмотрящий на БДК, который их движения заметил, то мы ни о чем и не узнали бы.
— Жестко, — протянул я и, сделав шаг вперед, обратился к старшему в этой стае, худому и нескладному пареньку лет тринадцати: — Ты старший?
— У нас нет старших, — глядя на меня исподлобья, буркнул паренек.